Category: Trivia

***

Бесконечно прекрасен тот,
Кого мучит жажда.

И сама жажда его бесконечна.
И сама красота его – жаждой томима.
И сама бесконечность ее – прекрасна.

(Драгоценно сокровище в драгоценных руках.)

Я люблю умирать,
И талант сей – монета,
С нежным звоном упавшая в горсть.

Хочешь большего – вырони все,
Облегчая дрожащие руки
От сокровищ – от жажды твоей,
И возьми себе все, что желаешь
(Хоть тогда ты не сможешь желать).

Утешая желанье твое,
Я лишу тебя ценного груза
И оставлю томиться без цели.

Или – золото жажды храни,
И, следя за его прибавленьем
В обессиленных грузом руках,
Опускайся под тяжестью той,
Пока жажда тебя не раздавит.

– Ограбление или убийство?

***

Моим словам, словам со дна –
Не прекословь.
Так беспросветна глубина
Твоя, любовь.

Ответный голос вещим сном
Вонзает сталь:
Что ты зовешь наивно дном –
Не высота ль?

Лежит в земле осенней карий глаз,
Задумчиво обозревая дали
И свод ветвей, которым был рожден,
Хотя о том ни он, ни свод – не помнят.
Быть может, птица голосом ночным
Напомнит о его происхожденьи
Тому, кто слух доверит ее песне.

Был желудь замкнут, тверд, и в пальцах сух.
Но изнутри в нем отдавался звук, –
Биение земли иль ропот крови?
Он звуком полон, словно ядом – плод,
И если кто его однажды слышал
Сквозь лепет ветра или птичий гомон –
Тот близок стал и птицам, и ветрам.

Я слушаю. Моя ли в том вина,
Что в горле закипает тишина,
А пальцев дрожь и жарче, и тревожней?
Вот надо мной шумит слепая ветвь,
Родства не помнящая с глазом карим,
А глаз закрыт. Прохладна твердость век.
И сердцевина обжигает звуком.

***

До рассвета я стоял у воды, вымаливая
Прощение у ноябрьской ночи.
Ночь качала седой головой,
И тяжелые волны
Бросались к моим ногам.
Я не знал, это было принятьем
Или новым изгнанием – прочь
Из осеннего плена.

Я молился, призвав
Все, мне данные силы,
Весь мой голос и все языки,
Но она продолжала качать
Своей древней седой головой,
И ветви деревьев
Тянулись к моим рукам.
Я не знал, это было ответом
Или новым вопросом, ответ
На который немыслим.

Наконец, я умолк, и рассвет
Подошел сизой тенью вплотную,
Невесомо ступая по водам,
И взглянул моей ночи в лицо.

И глаза ее были черны,
И древнее и строже казались
Безразлично-немые черты.
Покачала она головой,
Седину расплескавши в тумане,
Уходя и не глядя назад.

Но бросались к ногам моим волны,
И тянулись к рукам моим ветви,
И рассвет даровал мне сиянье
Бытия, ослепленного богом.
Но ноябрьская ночь, исчезая,
Своего не дарила прощенья.

***

Эти горы для тех, чья душа им по росту,
Чья душа не скучает в безмолвии ночи.
И касаются лба предрассветные звезды,
И туманятся ввысь возведенные очи.

Только море поет, и умолкнуть не может,
Неподвижную землю лаская несмело.
И душа поверяет мгновения дрожи
Глубине, для которой не знает предела.

Волны шепчутся с ней о любви и о боге
Голосами тоскливых и нежных преданий,
И душа сочетает в невинном восторге
Высочайших бездонностей смутные грани.

Принимаю тебя,
Обрусевшее нищее небо,
Холм, поросший колючей травой,
Тишина отдаленных селений,
Теплый свет неприютных домов,
Рассеянный взгляд хозяев,
Скользнувший к дороге от ног,
Не ведающих остановки.

Принимаю первую волю, –
Волящую быть – последней.

Принимаю пустынную речь,
Обращенную к памяти
И идущую собственным следом –
Назад.

 

Утомленно и медленно тенью выходишь из рощи,
И дрожат твои пальцы под хрупкостью диких соцветий,
От чела и до стоп ты священной травой перевита.

Ты свой голос взяла у хмельной, у танцующей ночи,
Исступленно пророчишь, срывая цветенье столетий.
Сей, – повсюду теперь прорастет лучезарная свита.

Холодна оставайся, всему раскрывая объятье,-
Пусть единому богу душа отвечает порывом.
Возвышайся из хора смиренных, раскаянных вестниц,

Зазывай на служенье, прельсти все живое к растрате,
Своим жертвам открыв, напоследок поднявшись над миром,
Свой стремительный танец на мраморе храмовых лестниц.

Какой жертвы желаешь ты, если
Мою жизнь отвергаешь с презреньем,
А рассудка тебе было мало?

Чем еще твой алтарь мне украсить,
Если до твоего появленья
Я не знал ничего драгоценней?

Неужели лишь ради насмешки
Ты вошла в мое нищее сердце?

Кто стоит за спиною моей?
Отчего самый вдумчивый слух
Упирается в тайну молчанья?

Как раскрыть ее – знаете ль вы?
Я незнанья давно не скрываю,
Но ответ неустанно ищу.

Бесконечна погоня – и вот,-
О, скорее – казалось, все ближе,
Все вернее божественный след –

– И брезжит невесомая тень
Робкой Истины – в шаге от взора,-

Руки жаркие льнут – к пустоте.

Все ближе и гуще,-
Почуяв дыхание леса –
Помедли здесь, путник,
Вершащий свой путь молчаливо.
И мысль о грядущем
Не встанет пред взором завесой,
Коль пение лютни
Молчанье твое омрачило.

Погибнуть и сбыться,
священному риску открывшись,
Иль прочь обойти,
Судьбу осторожно минуя,-
Сотри же границы,
Открытостью смерти упившись,
И песнь из груди
На память о жизни возьму я.

Озерным покоем
Встревожены дикие тени,
И поступью зыбкой
Стремятся покой уничтожить.
И тело нагое,
Вплетаясь в поток наслаждений,
Рождает улыбку
Из влажного холода кожи.

Ты слышишь их песни,
И ветка склонится упруго
Под твердой рукою,
Ее отводящей от взгляда.
Умри и воскресни –
Вдали замирающим звуком,-
Так нежит игрою
Дрожащие струны наяда.

Забудь свое имя,
Пусть грех все сольет и расплавит.
Внимай свой удел,
Свободно подавшись навстречу.
Покуда богиня
Свой взор на тебя не направит –
Острее всех стрел,
Всех стрел мимолетней и легче.