Ὀδυσσεύς

Море, огромный кипящий котел
времени. Умов беспокойных
купель.
Мрак первородного хаоса,
сжатый в каплю воды,
и по капле
заполнивший гулкую
пустоту земли.

Когда небесам тяжело,
они становятся морем.

Что видел ты, первопроходец,
в игре его? волны какие
призвал разойтись
и умолкнуть?
Ты жизнь свою строил
из пены морской,
и солью горели
петли незримых путей.
Покуда Улисс
не начал тонуть,
море не знало
о своей глубине.

Безвременье. Гулкость
и плотность холода, словно
натянутая кожа. Вычерчен
путь к башне ветров. Утопленники
кормят бездонность, живые
землю целуют.
Море слагает песни:
люди зовут их штормом.

Горное озеро…

***

Горное озеро,
слезы скалы, плачущей
о своей тяжести.

По ночам ей снится
тяжелое дыхание восходящих,
дрожь холода,
скольжение пальцев
по молчаливому камню,

ошибка в движеньях,
срывающийся крик,
глухой удар
тела о землю.

Гранитные губы
шепчутся с ветром о Боге,
“надеюсь, Он не замерзнет
на этих вершинах”.

Бессонница – это под веки…

***

Бессонница – это под веки
залитый свинец. Кошачий зрачок
зимнего солнца.

Неспящие – в жертву Морфею
приносят свои глаза,
словно камешки, сверкают они
в клюве вороньем.

Но когда они понимают,
что и Сон погружен сам в себя,
тогда ворон кричит,
раскрывая свой черный клюв,
и крыльями машет,
и роняет глаза.

Неспящие возвращают их,
чтобы увидеть своего бога во сне.

И ворон становится лебедем.

Два пейзажа, навевающих скуку

I. Поле

Черные комья земли рассыпаются
с тихим шорохом материнского упрека.

Зимнее поле, полное ожидания,
спит, грезя хлебом, под крик воронья.

Рождает предметы, рождающие предметы,
в жажде сбыться. Но сон непрерывен.
Только во время вспашки, кажется, сама вечность,
широкобедрая, бессмысленная, стонет под лемехом.

ІІ. Степь

Ветер восточный путается в траве,
злится, пытаясь смести оседлость.

Люди в домах у окраины запирают двери,
испуганно говоря: вновь ураган бушует,
жаль тех, чья дорога в степи пролегает.

Пустота вырывает путникам языки,
и те с болью глотают свои смешные слова.

Она немилостива к жизни вещей –
здесь не за что ухватиться, спасаясь от ветра,
и нечем скрывать обнаженность степных пространств.

Словно женщина, раздеваясь, снимает плоть,
и остается перед тобой
откровенной мыслью о бегстве.